§ 4. Расцвет Руси при Ярославе Мудром

Междоусобица показала, сколь непрочным еще было объединение Ру­си, сколь сильны были стремления некоторых земель к отделению от Киева. Став, по словам летописца, «самовластием», Ярослав пошел по пути отца. Он послал в крупные города и земли своих сыновей и требовал их беспрекословного повиновения. В Новгород отправился старший сын, Владимир, а после его смерти — следующий по старшинству сын Изяслав. Святославу он отдал под управление Черниговскую землю, Всеволоду — выросший к этому времени в сильную крепость Переяславль. И другие его сыновья были посланы в Ростов, Смоленск, Владимир-Волынский.

Воссозданное единство Руси, сосредоточение власти в руках великого князя, подчинение Киеву отдельных русских земель посредством направ­ления туда великокняжеских сыновей-наместников стали той политиче­ской основой, на которой развились новые хозяйственные процессы, рас­цвели города, усложнилась общественная жизнь, развивалась культура страны. Этому способствовало и то, что с середины 30-х и до начала 60-х гг. Русь не видела на своей территории вражеских нашествий, а если и вела войны, то вдали от родныхочагов.

Последнее крупное нападение кочевников-печенегов произошло в 1036 г. В это время Ярослав находился в Новгороде, был занят обустрой­ством своей земли. Именно в это время он «поставил» в Новгороде сына Владимира, назначил и нового епископа. Великий князь срочно собрал войско, и снова это были варяги, новгородская дружина и новгородские «вой» — ремесленники, смерды. Ярослав сначала пробился в Киев, а затем уже вышел в чистое поле для решающего сражения. Весь день длился бой, И Лишь к вечеру руссы стали одолевать печенегов, и те побежали «розно», т. е. кто куда. Многие из них были убиты, многие утонули в окрестных ре­ках, спасаясь от преследователей вплавь. От этого поражения печенеги так ftне смогли оправиться. После 1036 г. их набеги на Русь практически пре­кратились. В 1037 г. Ярослав в ознаменование блистательной победы над Печенегами на месте битвы заложилхрам — собор Святой Софии. Он был Наименован так же, как и главный собор Константинополя, и в этом была своя политическая символика: Русь как бы подчеркивала свое государст­венное равенство с великой империей и одновременно свою религиозную и духовную преемственность по отношению к ней.

Этот год стал знаменательным и в другом смысле: по мнению ряда ис­следователей, в это время зарождается русское летописание, создается Древнейший летописный русский свод. Его связывают со строительством Софийского собора, который сразу становится не только религиозным, но и духовным центром страны. Правда, существует и иная точка зрения, со­гласно которой первый летописный свод появился на исходе X в. и вобрал 11 себя древние сказания о походах Олега, крещении княгини Ольги и т. п.

К тому же, вероятно, в это время появился и первый свод законов — Русская Правда Ярослава Владимировича. Время возникновения этого па­мятника исследователи датируют довольно широко: от 1015—1016 гг.

Полагаем, что исторически более обоснованна вторая точка зрения. Дело в том, что до 1036 г. в связи с расколом Руси фактически на два госу­дарства не мог быть принят общерусский свод законов, так как распростра­нение его норм упиралось бы в политические перегородки. Но это был свод не Ярослава и Мстислава, а одного Ярослава, и нормы распространялись на все государство, а таким оно стаю лишь после смерти Мстислава в 1036 г.

К тому же сомнительно, что в период, наиболее сложный для Яросла­ва, т. е. в 1015 — 1016 гг., у него и его соратников были время и желание для кодификационной работы.

Таким образом, и в этом смысле вторая половина 30-х гг. стала пере­ломной. Наконец, следует обратить внимание и на то, что в летописи под 1039 г. упоминается впервые имя митрополита Руси грека Феопемпта.

В это время положение великого князя было несколько иным, нежели Владимира, поставившего, по существу, в 987—989 гг. Византию на коле­ни. Ярослав Владимирович лишь утверждался как великий князь Руси, он нуждался не только в широкой идеологической поддержке внутри страны, но и в благожелательном политическом климате за рубежом. Поэтому и по­следовало приглашение из Константинополя митрополита, что сразу же нормализовало русско-византийские отношения в «послесмутное время» и стабилизировало международные связи Руси.

Все указывает на то, что объединение Руси Ярославом стало поворот­ным пунктом во многих отношениях. Принятие первого на Руси свода за­конов, упорядочение церковной организации, начало составления нового летописного свода были теми чертами государственной, религиозной, культурной жизни Руси, которые как бы подчеркнули этот знаменатель­ный поворот.

Русская Правда, если говорить точно, не являлась абсолютно первым российским сводом законов. До нее существовал Закон Русский, который упоминается в договорах Руси с Византией X в. Отечественные историки неоднократно обращались к сопоставлению норм Закона Русского и Рус­ской Правды и выявили, что так называемый Закон Русский предшество­вал Русской Правде и питал ее своими идеями. Делались попытки сопоста­вить нормы Закона Русского не только с Русской Правдой Ярослава, но и с византийскими правовыми нормами, а также с некоторыми ранними су­дебниками «варварских» европейских государств, в частности с Саличе­ской правдой франков времен короля Хлодвига (481—511), с германскими правдами — Саксонской, Фризской, Тюрингской, Баварской, Алеманн- ской (начало IX в.), а также с англосаксонскими правдами (VII—VIII вв.).

Так, в договорах нашли отражение нормы наказаний за те же преступ­ления, что позднее появились в Русской Правде. Любопытно сравнение наказаний за убийство. В договоре 911 г. говорится, что если кто-либо убь­ет «христианина» (т. е. грека) или русина (т. е. жителя Руси), «да умрет» там, где сотворил убийство. Если же убийца убежит, то его имущество (вслучае, если это будет «имовитый», т. е. зажиточный, человек) получают ближние родственники убитого, кроме той части, что останется его жене. Если же убийца будет «неимовит» (бедный человек), то его надлежит ис­кать и по нахождении придать смерти. Эта же норма повторяется и в дого­воре 944 г. В этом случае совершенно очевидно, что договоры воспроизво­дят нормы кровной мести за убитого, свойственные родоплеменным отно­шениям, но уже появляется возможность для богатого человека после бегства откупиться своим и муществом. Это черта уже нового нарождающе­гося общества, где имущественное расслоение даст богатому человеку оп­ределенные выгоды. В Русской Правде аналогичная статья идет первой; она, естественно, не упоминает греческую сторону, дает обобщающую ха­рактеристику русского общества: «Убьеть мужъ мужа...», также допускает кровную месть, но ограничивает ее лишь близкими родственниками (брат, отеи, сын, дядя). Если мстителей не окажется, то убийца должен заплатить 40 гривен «за голову».

Таким образом, традиция, пришедшая из родоплеменного быта и за­фиксированная в Законе Русском первой половины X в. (который также уже допускал возможность откупа за убийство), трансформировалась и подверглась законодательному ограничению в XI в.

Закон Русский и германские правды во многом близки по своему зна­чению, как близки им и статьи Русской Правды Ярослава, восходящие к 30-м гг. XI в. За увечье, побои также следовало наказание вирами — штрафами. Первый русский писаный закон, как и правды других народов, касался прежде всего вопросов общественного порядка, защищал людей от насилий, бесчинств, драк, которых было так много на Руси, особенно в смутные годы.

Характерно, что во всех сравниваемых документах заметна общность подхода к вопросам о зависимом населении: челяди и холопах — в Законе Русском, сервах и зависимых людях — в германских правдах. Укрыватель­ство бежавшего челядина, серва строго наказывалось во всех законодатель­ных актах и германцев, и Руси. В этих статьях просматриваются черты раз­вивающегося социального неравенства, которое быстро обгоняло само за- Коно дате л ьство.

Но заметим здесь, что на Руси с самого начала челяди, холопам законы предоставляли признание определенных прав, в частности право давать показания в суде. Это указывало на то, что общественные отношения в рус­ских землях развивались, как и на Западе, не по сценарию старых рабовла­дельческих обществ, а по иным законам, законам раннего Средневековья, Которые эволюционировали в сторону феодальных отношений. В центре этих отношений стояли зависимый смерд, крестьянин и феодал, фактиче­ский пользователь земли, а не раб и рабовладелец.

С большим упорством и настойчивостью Ярослав Владимирович про­должал внешнюю политику своего отца и деда. Но он расширил ее масшта­бы, совершенствовал методы проведения в соответствии с растущей хозяй­ственной, военной, политической мощью государства. Он утвердил власть Руси на западном берегу Чудского озера и вывел русские границы к При­балтике. Здесь был основан город Юрьев (нынешний эстонский город Тарту). Город получил свое название в честь Георгия — Юрия, таково было христианское имя Ярослава. Ярослав предпринимал неоднократные похо­ды на воинственное балтское племя ятвягов; в летописях упоминается и его поход на Литву. Тем самым Ярослав стремился обеспечить выход Руси к Балтийскому морю, укрепить безопасность ее северо-западных границ.

Еще в 30-е гг. XI в. Русь продолжала успешное противоборство с Поль­шей. Но после того, как были отвоеваны «червенские города», Польша, ис­пытывая давление со стороны Германской империи и Чехии, а также при­балтийских славянских языческих племен, теперь нуждалась в поддержке со стороны Руси. Союз двух государств был укреплен династическими бра­ками: польский король женился на сестре Ярослава Добронеге (христиан­ское имя Мария), а старший сын Ярослава Изяслав женился на сестре Ка­зимира I. Русь оказала Польше помощь в войнах с Чехией и прибалтийски­ми славянами. На севере Русь связывали тесные дружественные отношения со Швецией. Ярослав был женат на дочери шведского короля Ингигерде, чья мать была южно-балтийской славянской княжной. Добры­ми были отношения и с Норвегией, куда была выдана замуж за норвежско­го короля младшая дочь Ярослава Елизавета.

После долгого периода мирных отношений с Византией Русь при Яро­славе начала в 1043 г. новую войну с великой империей. Поводом послужи­ла расправа с русскими купцами в Константинополе.

Большая русская рать под началом старшего сына Ярослава Владимира двинулась на ладьях к Константинополю. Но около западных берегов Чер­ного моря флот попал в бурю, которая разметала и потопила часть русских судов. Около шести тысяч воинов во главе с воеводой Вышатой высадились на сушу, другие морем двинулись обратно.

Узнав об этом, император Константин Мономах приказал преследо­вать русский флот и уничтожить сухопутное войско. Но в морском сраже­нии руссы нанесли поражение грекам и лишь после этого двинулись на Ро­дину.

Судьба сухопутной рати была трагичной. Греки окружили и взяли в плен отряд Вышаты, многих из них ослепили и отпустили восвояси для устрашения Руси.

Лишь в 1046 г. Русь заключила новый мирный договор с Византией. В знак возобновления дружеских связей между двумя странами был устро­ен брак византийской принцессы, дочери Константина Мономаха, и чет­вертого сына Ярослава — Всеволода. В 1053 г. у молодой четы родился сын, которого назвали в честь деда Владимиром, а в христианстве дали ему, как и деду, имя Василий. Это и был будущий великий киевский князь Влади­мир Мономах.

Этот брак лишь подчеркнул, как вырос за последние десятилетия меж­дународный авторитет Руси. Русь поистине стала европейской державой. С ее политикой считались Германская империя, Византия, Швеция, Поль­ша, Норвегия, Чехия, Венгрия, другие европейские страны. На востоке вплоть до низовьев Волги у нее теперь практически не было соперников. Ее границы простирались от Карпат до Камы, от Балтийского моря до Черного. Периметр территории Древней Руси равнялся 7000 км. К середине XI в. там жили около 4 млн человек. Рост международного престижа Руси подтверждали и династические браки киевского княжеского дома. Все сыновья Ярослава были женаты на владетельных принцессах — Византии, Польши, Германии. Его дочери бы­ли выданы замуж за правителей разных стран. Старшая — Анна — за фран­цузского короля Генриха I, Анастасия — за венгерского короля Андрея, младшая, красавица Елизавета, — за норвежского короля Гарольда.